Борис Можаев - Живой

• Название: Живой
• Автор: Борис Можаев
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1990

---

– Поскольку не обеспечили мою семью питанием в колхозе, просил я паспорт. Чтоб, значит, на стороне устроиться. За деньги работать то есть.

– Понятно! А вы что? – спросил Федор Иванович Гузенкова.

– Отказали… поскольку нельзя. А за невыход на работу исключили из колхоза.

– Он вам нужен в колхозе или нет?

– Если не работает, зачем нам такой тунеядец?

– Эх вы, председатель! Такого человека выбрасывать. Сами говорите, все добывал он для колхоза. И честный, видать. Иной половину вашего оборота прикарманил бы. И жил бы – кум королю, сват министру. Ведь при деньгах был! А у этого изба, как у той бабы-яги, что на болоте живет, – свинья рылом разворотит. Дети разуты-раздеты. Самому есть нечего. А колхоз чем ему помог? Ты сам-то хоть бывал у него дома?

Гузенков сделался кумачовым и выдавил наконец:

– Не был.

– Видали, какой фон-барон! Некогда, поди? Или авторитет свой председательский уронить боишься? Я вот из области нашел время – заходил к нему. А ты нет… Как это можно понять?

Гузенков, пламенея всем своим объемистым лицом, тягостно молчал.

– Ты сколько получаешь пенсии по инвалидности? – спросил Фомича Федор Иванович.

– Сто двадцать рублей.

– Да, не разживешься.

– Райсобес давал ему в помощь пятьсот рублей… так отказался! – заявил, усмехаясь, Мотяков. – Видать, мало?

– Как отказался? Почему? – спросил Федор Иванович.

– Такая помощь нужна тем инвалидам, которые на карачках ползают. А у меня руки, ноги имеются. Я прошу работу, чтобы с зарплатой. И потом, чудно вы пособие выдаете, – Фомич обернулся к Мотякову. – За двадцать минут до бюро заманили меня в райсобес и суют деньги. На, мол, успокойся! Я что, нищий, что ли?

– Вон оно что! – протянул с усмешкой Федор Иванович. – А вы народ, Мотяков, оперативный. Вот что! – стукнул он карандашом по столу. – Хитрить нечего. Не смогли удержать Кузькина в колхозе. Отпустить! А вам, Гузенков, и вам, Мотяков, впишем по выговору. Дабы впредь разбазаривать колхозные кадры неповадно было. Заботиться о людях надо. Жизнь улучшать. Пора отвыкать от старых методов – с кулаком да с палкой. Вы вон у кого учитесь с кадрами работать, – он кивнул в сторону Пети Долгого, – у Петра Ермолаевича.

– Звонарев тоже хорош, – сказал Мотяков. – Кукурузу отказался на лугах сеять.

– Почему? – спросил Федор Иванович.

– Места низкие – вымокает, – ответил Петя Долгий.

– У тебя вымокает, а у Гузенкова нет? – спросил Мотяков.

– Наоборот – у Гузенкова вымокает, а я не сеял.

– Вы что же, Мотяков, норму Звонарева Гузенкову передали? По кукурузе? – спросил, улыбаясь, Федор Иванович.

– Вроде того… А он у Гузенкова кадры переманывает.

– Ого!.. Смотри, Гузенков, распустишь колхоз – сам пойдешь рядовым работать. Не то к Звонареву в бригадиры.

– В бригадирах не нуждаемся, – отозвался Звонарев. – Вот дояром могу взять.

Все так и грохнули, а Гузенков напыжился и смиренно потупил взор.

– Ну, хватит! Давайте решать с Кузькиным. Куда его устраивать? – сказал Федор Иванович, вытирая проступившие от смеха слезы.

– Дадим ему паспорт, пусть едет в город, – сказал Демин.

– Ехать не могу, – ответил Фомич.

– Почему?

– По причине отсутствия всякого подъема.

– Это что еще за прудковская политэкономия? – спросил Федор Иванович.

– Это не политэкономия, а тоска зеленая. У меня пять человек детей, да один еще в армии. А богатства мои сами видели. Спрашивается, смогу я подняться с такой оравой?

– Настрогал этих детей косой десяток, – пробурчал Мотяков.

– Дак ведь бог создал человека, а рогов на строгалку не посадил. Вот я и строгаю, – живо возразил Фомич.

Федор Иванович опять громко захохотал, за ним все остальные.

– А ты, Кузькин, перец! Тебя бы в денщики к старому генералу… Анекдоты рассказывать.

– Так у нас в Прудках живет один полковник в отставке. Да он вроде бы занят. Там Гузенков и днюет, и ночует, – сказал Живой.

И все снова захохотали.

– Ну ладно, хватит! – сказал Федор Иванович, вынимая платок и утираясь. – Решайте, решайте! Быстрее.

– Может быть, на пресспункте устроим его охранником? – спросил Мотяков Демина.

– Но там же есть Елкин, – сказал кто-то. – Бреховский.

– Его убирать надо, – мрачно сказал Мотяков. – Родственники за границей объявились.

– Какие еще родственники? – спросил Демин.

– Сын. В Америке оказался. А он уж и поминки по нему справил.

– С этим торопиться не следует, – сказал Демин.

– Я возьму его к себе, – поднялся худой и нескладный Звонарев, председатель соседнего с Прудками заречного колхоза. – Мне как раз нужен на зиму лесник, заготовленный лес охранять. Плата деньгами и хлебом.

– Пойдете? – спросил Живого Федор Иванович.

– Пойду. Только пусть Гузенков даст мне отпускную, справку выпишет. А я паспорт получу.

– Подожди там. После совещания сделаем, – сказал Гузенков.

Совещание затянулось до самого вечера. И когда Фомич пришел наконец с долгожданной отпускной справкой, его встретила в сенях сияющая Авдотья:

– Иди-ка, Федя, иди в избу!

Посреди избы при ослепительно ярком, как показалось Фомичу, электрическом свете лежали вповалку два мешка муки и три мешка картошки, а поверху на этих мешках еще два узла. Фомич потрогал мешки и определил на ощупь, что мука была сухая, а картошка крупная. Потом он развязал узлы и по-хозяйски осмотрел вещи: всего было три детские фуфайки, три серые школьные гимнастерки, три пары ботинок на резиновой подошве и три новенькие серые школьные фуражки.

– А это уж ни к чему! – взял он фуражки. – По весне-то можно и без них обойтись. Лучше бы шапки положили.

10

До самого половодья Фомич жил без заботы; муки хватило почти на всю зиму, картошки он подкупил, так что и на семена осталось. Авдотья даже поросенка завела. Фомич справил детишкам и себе валенки, полушубок купил, малахай собачий. В лес ходил с ружьем, как часовой на пост.

Как-то в марте его окликнул с завалинки дед Филат – на солнышке грелся:

– Федька, никак, ты? Подь сюда!

Фомич подошел, поздоровались.

– А я гляжу, что за бурлак идет? Иль кто со стороны приехал? – Дед Филат прищуркой смотрел на Фомича. – Ишь ты как разоделся.

– Я теперь вольный казак… вроде лесничего, – похвастался Живой.

– Слыхал, слыхал. – Дед Филат поймал его за полу рыжего полушубка, помял пальцами овчину. – Мягкий. Казенный, поди?

– Сам справил. А ты как живешь, дядь Филат?

– Да ничего. Пензию вот хлопочу. Намедни в Свистуново ходил, в сельсовет. Председатель говорит: «Уходи из колхоза. Тады мы тебя как беспризорного оформим. По восемьдесят пять рублев в месяц». Хочу уйтить из колхоза. Как думаешь, пустят?

– Отпустят. Хлопочи! Меня вот отпустили. – Он вскинул ружье и пошел.

Но недолго Фомич щеголял с ружьем за плечами. С наступлением полой воды кончилась и его лесная карьера. Остатки заготовленного леса увезли по апрельскому хрусткому снегу.

– Что ж мне теперь делать? – спросил он Петю Долгого. – Не итить же назад к Гузенкову!

– Переходи ко мне в колхоз. Все-таки у нас за единички не работают. Голодным сидеть не будешь.

– А жить где? Ты же мне не поставишь избу?

– Это уж на общих основаниях.

– Ну конечно, – согласился Фомич. – Был бы я какой-нибудь ценный специалист, тогда другое дело. А то что? Из ружья палить либо хвосты коровам крутить каждый умеет. Колхозники не позволят строить дом такому специалисту.

– Пока будешь в Прудки ходить ночевать.

– До Прудков восемь верст! Да через реку… Ночью еще утонешь. Нет уж, спасибо и за приглашение. – Живой совсем нос повесил. – Гузенков теперь слопает меня.

– Погоди! – задержал его Петя Долгий. – Раскидухинская ГЭС по полой воде лес к нам забросит. Колхозам на столбы. На весь район. Пойдешь охранять этот лес?

– Пойду!

– Подожди минутку! – Петя Долгий стал накручивать телефон. – Брехово? Раскидуху дай! А? Раскидуха? Начальника попрошу! Товарищ Кошкин? Здорово! Звонарев. Да, да. Слушай, ты нашел охранника на лес? Нет? Так я тебе подыскал. Вольнонаемного, говоришь? А он и есть такой. Нет, нет, не колхозник. Ну и тоже. Что? Из Прудков. Как раз там и базу намечаем делать. Дороги к Прудкам? Нормальные. Как везде. А? Ну и тоже.

Петя Долгий положил трубку.

– С тебя пол-литра, – пошутил он. – Ступай на Раскидуху, оформляйся в охранники. Лес пригонят по реке под самые Прудки. Работа к тебе на дом прет. Давай! – Петя Долгий сунул на прощание свою лапу и пожелал Фомичу удачи. – Да смотри не проворонь. Поторапливайся!

На лугах снег почти весь растаял, огромные лужи талой воды медленно стекали в бочаги и озера, вспучивая старый, ноздреватый, изъеденный солнцем лед. «На озерах еще не опускался лед, – думал Фомич, – значит, и река, наверно, держит. Пройду!»

В Прудки возвращался он с легким сердцем – опять ему подфартило. «До самого жнитва теперь очень даже проживем. А там новый хлеб поспеет. Воробей и тот кричит в тую пору – семь жен прокормлю! Главное – весну перебиться».