Илья ШТЕМЛЕР - BREAKFAST ЗИМОЙ В ПЯТЬ УТРА

• Название: BREAKFAST ЗИМОЙ В ПЯТЬ УТРА
• Автор: Илья ШТЕМЛЕР
• Жанр: Философия

Повесть-документ `Breakfast зимой в пять утра` вобрала в себя впечатления автора от поездки по Северной Америке - от Нью-Йорка до Калифорнии. На страницах книги описаны встречи с пассажирами поезда американской компании `Амтрак`, переплетенные с эпизодами из личной жизни автора, а также рассказывается об удивительных судьбах эмигрантов из России. В наши дни, когда россияне обрели свободу передвижения, эмиграция стала острой проблемой. Возможно, непростые судьбы эмигрантов, описанные в этой книге, многим читателям покажутся не только занимательными, но и поучительными.

---

- А вы что же не купаетесь? - спросил я.

Николай не ответил. Даже не одарил меня взглядом. Те, кто сейчас плескался в серебристой воде, прошли суровую эмигрантскую школу - отчаяние, беспокойные ночи учебы, всевозможные превратности каждодневной жизни людей «без языка». Но выдюжили, устояли. Им и сейчас нелегко. И это веселье в джакузи у многих напускное.

- Ненавижу, - проговорил Николай. - Шваль.

Я скосил глаза и приметил у ножки его кресла бутылку водки. Наверняка Николай подливал ее содержимое в свою бездонную банку с пивом. Тут к нему подошел хозяин дома и похлопал по плечу.

- Поеду домой, - решительно проговорил Николай, вскинув лицо.

- Ну да, - ответил хозяин. - Как же артисты? Вот-вот приедут.

- А ну их в жопу! - Николай вытянул себя из кресла. - Не видел я артистов!

- Ты что? Ульянова пригласили. И, кажется, Дурова с Джигарханяном. То ли их вместе.

- Вот вместе их и в задницу…

Во многих домах удачливых эмигрантов появилась мода - собирать друзей и приглашать на эти сборы заезжих гастролеров, потоком хлынувших на заработки в Америку. Гости сбрасывались - «кто сколько сможет». Такой благотворительный вечер в пользу приглашенных артистов. А те пили-танцевали, рассказывали всякие актерские байки и расходились довольные своей судьбой. Не говоря уже о всякой эстрадной шушере, в таких благотворительных междусобойчиках можно было встретить и «классиков» драматической и оперной сцены. Импресарио, организовавшие «зарубежную гастроль», старались пристроить своих подопечных в наиболее богатый дом. Между хозяевами домов нередко даже возникало соперничество - кто какую «звезду» переманит… Меня смущали эти посиделки с российскими «звездами». Что-то было в них унизительное. Не знаю, как для самих «звезд», а для меня точно. Было стыдно. За свою страну, опустившую своих талантливых людей до состояния скоморохов. Я часто ловил на таких посиделках открыто мстительный взгляд благодетелей. Ведь в той, другой жизни многие из «звезд» и на порог не пустили бы кое-кого из них. Вот как судьба обернулась. Мне казалось, что подобное чувство томит и Николая…

Вышли мы вместе. Николай предложил подвезти меня до метро. «Успокойтесь, я совершенно трезв», - он разгадал мои мысли… Машину Николай вел уверенно и осторожно. Вскоре мы добрались до метро. Но тут Николай предложил добросить меня до дома - ночью метро работает отвратительно. Круглосуточный работяга - нью-йоркский сабвей - не отличался прилежанием. Менялись маршруты, перерывы между поездами - гигантское и старое хозяйство требовало беспрестанного ремонта и обновления, а когда, если не ночью…

- К тому же и дряни черной полно ночью в метро. - Николая, видно, тяготило наше скованное общение.

- Что-то вы не очень жалуете местную фауну, - мягко обронил я.

- Возможно. - Он засмеялся. - А чем вы занимаетесь? Впрочем, мне сказали, что вы писатель. И что вы такое написали?

Меня всегда коробил подобный тон - снисходительный, нагловатый, точно дружеская пощечина…

- Написал кое-что, - ответил я безучастно. - Фамилия моя вам ничего не скажет. Разве что названия книг, и то вряд ли. - Я переждал, распаляя любопытство своего колючего собеседника. - Романы «Таксопарк», «Универмаг», «Архив»… Еще кое-что…

Николай хлопнул ладонями по рулю автомобиля и повернул ко мне лицо.

- Так это вы?! - воскликнул он, точно выпорхнул из своей угрюмой клетки. - Я же вас читал, еще в России. Да и здесь как-то прикупил вашу книгу у Камкина, на Бродвее. «Коммерсанты» называется…

Я кивнул, скрывая злорадство. Не раз приходилось сталкиваться с такой реакцией - романы «Таксопарк», «Универмаг», «Поезд» действительно когда-то широко читались, сама публикация в журнале «Новый мир» была обречена если не на признание, то на определенную известность пренепременно.

- Что ж, придется вам подарить еще что-нибудь из своих книжек, - проговорил я. - Приедем домой и подарю. «Взгляни на дом свой, путник». О судьбах эмигрантов в Израиле.

- О евреях, - хмыкнул Николай. - Увольте. О евреях мне книг не надо. И так хватает впечатлений.

- Вы антисемит? - спросил я с каким-то усталым отстранением.

- Понимаете… Если бы встал вопрос: помочь еврею или нет - я бы не помог. А если бы: спасти еврея или нет - я бы спас. Понятно говорю?

Я пожал плечами. За долгие годы мне не часто приходилось попадать в подобную ситуацию, так уж получилось. Но вокруг стреляли. И прицельно. Но в меня не попадали. Возможно, и оттого, что я не только не скрывал своей национальной принадлежности, а наоборот, выпячивал ее, тем самым озадачивая злословщиков, а может быть, и вызывая у них уважение. Как-никак у меня была довольно серьезная группа поддержки - Христос, Маркс, Эйнштейн… И еще там по мелочам: Спиноза, Чаплин, наконец, Колумб, итальянский иудей, принявший христианство. Знаете, в бою каждый солдатик дорог… Но это так, к слову… Я чувствовал расположение к себе этого странного типа, Николая. Но это с одной стороны. С другой - я вспомнил его отношение к тем людям, что плескались в джакузи. Теперь-то мне понятно. Но ведь хозяин дома, в котором нас принимали, тоже вроде не малаец, а из племени тех, кому Николай ни за что бы не помог…

- А мы с ним старые друзья, еще со школы, - ужом проник в мои мысли Николай. - Только в его семье я чувствовал себя в безопасности. Отец мой - алкаш, ханыга, лупил меня смертным боем…

Вест-сайд-хайвей подманивал наш автомобиль чередой зеленых кружков светофоров. Казалось, мы вот-вот ткнемся в опасный красный сигнал, но в последний момент вспыхивал зеленый. Никто нас не обгонял. И мы никого не обгоняли. Пример классического конформизма. При такой удаче мы должны скоро добраться до Голланд-туннеля, что под Гудзоном соединял Манхэттен со штатом Нью-Джерси. Именно туда я и спешил от своего колючего соседа…

- Знаете, Николай, ваше откровение ставит меня в тупик. Но есть три выхода из положения, - произнес я. - Первый - дать вам в ухо и выйти из вашего катафалка. Второй вариант - просто выйти, без дать в ухо. И третий вариант - представить все сказанное вами как неуклюжую шутку…

Николай коротко и хрипло хохотнул.

- Мне лично по душе третий вариант, - произнес он с удовольствием. - Первые два не очень удобны - отсюда сложно выбраться, только что на такси… Нет, лучше всего третий вариант. К тому же я решил все-таки принять вашу книгу об Израиле…

- Кстати, - раздраженно прервал я, - вы в Америке наверняка по израильской визе…

- А вот и нет, - отрезал Николай. - Это долгая история… Я плавал механиком на сухогрузе. А мой дружок работал в отделе кадров порта. Он предупредил меня, что пришла на меня «телега». Кто-то стукнул, что я вожу из загранки недозволенное барахло, а главное, плохие книжки. Все произошло за пару часов до отплытия, заменить меня было некем, и капитан взял ответственность на себя: мол, вернемся из рейса, тогда и разбирайтесь. Но на берег меня не выпускал, находил повод. Когда ты под колпаком, это чувствуется, что-то внутри смещается, тяжелеет, трудно объяснить… Мы стояли на рейде в Роттердаме. Я надел жилет, прихватил документы и прыгнул в воду. А потом началась канитель: дознания, тяжба, политическое убежище… Словом, оказался в Штатах. Женился здесь, развелся. Играл в кабаках на гитаре. Пристроился в синагогу, инженером…

- Что?! - прервал я в изумлении.

- Инженером. Отоплением ведал и текущим ремонтом. Насмотрелся я там на вашего брата, если честно.

- Как же так, в синагогу… - не снимал я подозрений.

- Сказал, что еврей. Из России. Известное дело - из России, значит, не обрезан и языка не знает. Сошло… Но тут жена моя, курва, подножку подставила, донесла, что не еврей я вовсе. Зла была на меня, что пить я стал… Она тоже пригубить любила. Только свое пила, пасхальное, «Манишевич». Сироп, а не вино. От этого «Манишевича» меня воротило… Словом, бросила меня, со своим сошлась. Еврейцы всегда к своим тянутся, всем известно…

Бетонный чулок Голланд-туннеля процеживал сквозь себя автомобильное стадо. В два ряда. С выходом в другом штате. Теперь главное - не прозевать развилку. Дорога, что справа, выведет на Торнпайк, бесконечный хайвей: въедешь и, считай, пропал, придется гнать до ближайшей развилки не одну милю. Нам же надо взять левее, на Кеннеди-бульвар…

- Знаю, знаю. В тех местах жил дружок мой, бывший москвич. Интереснейший был господин. Тоже писатель. О Столыпине книгу сочинил. И кстати, в архивах работал, Солженицыну материал надыбывал. Частенько в Вермонт ездил, отвозил. Жаль, умер. От рака. Курил по-страшному…

- Серебренников, что ли? Саша? - проговорил я. - Так мы с ним на одном этаже обитали, на пятнадцатом.

- Ну?! - удивился Николай. - Так я знаю тот дом…

С той встречи прошло достаточно много времени. И вдруг звонок из какого-то городишка Стокгольма, затерянного на севере штата Нью-Джерси, с приглашением погостить. Вот я и отправился через Кинеллон…