Клиффорд Ирвинг - Мистификация

• Название: Мистификация
• Автор: Клиффорд Ирвинг
• Издательство: АСТ, Астрель-СПб, Харвест
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 978-5-17-046019-9, 978-5-9725-0920-1, 978-985-16-2145-9

Великолепная история об афере – писатель Клиффорд Ирвинг откровенно рассказывает о самой громкой литературной мистификации XX века, "автобиографии" Хорварда Хьюза. Книга, ставшая бестселлером в Великобритании, долгое время была запрещена к изданию в США.

Почему? Ответ находится в захватывающей и увлекательной, как шпионский роман, истории о храбрости предательстве и падении.

Это остроумная и парадоксальная книга о международных интригах, прекрасных женщинах, могущественных корпорациях, мерзавцах из высшего общества и обманчивом блеске американского истеблишмента.

---

Дик упоминался в федеральном обвинительном заключении только как сообщник. Он отправился пешком в офис Сарноффа на 41-й улице. Оттуда они должны были поехать к зданию суда, а там Дик, Эдит и я признаем себя виновными в воровстве, сговоре и множестве других преступлений. Таким образом, требования "тела" со стороны федеральных властей и властей штата будут удовлетворены, хотя, поскольку Дик весил больше меня где-то фунтов на семьдесят, штат Нью-Йорк получал за свои деньги гораздо больше.

Нас с Эдит официально обвинили перед лицом судьи Джона М. Канеллы Западного округа города Нью-Йорка, но это было лишь вступление. На самом деле Эдит арестовали еще две недели назад, основываясь на угрозе экстрадиции, исходящей из Швейцарии. Сумма установленного штрафа составляла двести пятьдесят тысяч, а ее передвижения ограничивались Нью-Йорком и Коннектикутом.

– Если вы доедете хотя бы до середины моста Джорджа Вашингтона, – пытался объяснить ей Мори, – то будете уже за пределами установленной юрисдикции, и с вас обязательно сдерут штраф.

Однако Эдит не осознавала реальности такого приговора, не понимала, каким образом она могла находиться под арестом, если каждое утро спокойно добиралась с Недски и Барни до бакалеи на углу и после обеда занималась живописью в номере гостиницы "Челси". Правда, в свою свободу она тоже не верила – "Челси" и Нью-Йорк сами по себе были для нее огромной тюрьмой без стен.

Как только с судебными формальностями было покончено, меня препроводили вниз, в помещение, похоже исполнявшее функции тюрьмы, взяли отпечатки пальцев и сняли на цветной "Поляроид". Мой штраф равнялся ста тысячам долларов. Наше появление в суде штата перед судьей Джозефом Мартинисом оказалось практически идентичным федеральной процедуре. В сопровождении детективов, толпы журналистов и операторов мы прошли на регистрацию в 5-й полицейский участок на Элизабет-стрит. Репортеры следовали за нами по пятам, заполонили все вокруг и тут же начали устанавливать свет, включать камеры, будто находились на съемочной площадке голливудского блокбастера. Затем нас препроводили в заднюю комнату, куда пресса не допускалась.

Помещение оказалось воплощением всех стереотипов, возникающих при мысли об одном из старейших полицейских участков Нью-Йорка, – облупившиеся желто-зеленые стены, обшарпанная мебель, фотографии разыскиваемых преступников, пришпиленные к доске для объявлений.

Детектив принес нам несколько бумаг для подписи.

– Вы можете сделать один телефонный звонок, – сказал он. – Если отказываетесь, подпишите эти отказы.

Мы с Эдит подписались, а Дик замешкался:

– Могу я позвонить своей жене? Она ждет.

– Конечно, звоните, – разрешил детектив.

– Ну, в общем, она в Испании...

– Тогда я не знаю. – Детектив задумчиво потер подбородок. – Мне нужно это выяснить.

– Ничего, – сказал Дик, – позвоню позднее.

Нас вывели обратно, в царившую вокруг суматоху. Теперь мы стояли у ограждения лицом к столу, со всех сторон окруженные адвокатами, детективами, патрульными в форме и пятью десятками репортеров, дюжина из которых протягивали микрофоны в нашу сторону. Даже на огромном столе стояли микрофоны, как раз перед нами. Казалось, они молчаливо умоляли сказать хоть что-нибудь – что угодно. Я прошептал стоявшему справа Мерту Сарноффу:

– Черт возьми, это просто цирк какой-то.

Инцидент тут же попал в прессу: "Ирвинг повернулся к своему адвокату и прошептал, что тот наступил ему на ногу". Вот из такого материала и складывается история.

– Куда теперь? – спросил я.

– Опять фотографироваться и снимать отпечатки пальцев, – объяснил Фил.

– Знаешь, – сказал Дик, – к тому времени, как пройдешь все процедуры, уже чувствуешь себя настоящим преступником.

После трех сеансов дактилоскопии в здании уголовного суда последовала еще одна необъяснимая проволочка. Повсюду сновали детективы, даже промелькнул Леонард Ньюмен из прокуратуры округа. Все казались взволнованными, и я спросил Мори, что случилось.

– Им нужно забрать снимки, пока фотомастерская не закрылась.

– А что случится, если она закроется?

– Вы с Эдит и Диком проведете ночь в тюрьме.

И тогда до меня наконец дошло: меня посадят в тюрьму. Меня замутило – и это чувство не исчезло, когда мы пересекли улицу и вошли в темницу.

Железные лестницы, коричневато-желтые кирпичные стены, железные решетки, зеленые стены коридора исписаны.

– Вы бы посмотрели на это место после ночного суда, – сказал детектив, шедший рядом со мной. – Забито под завязку проститутками и сутенерами, пьяными, которых рвет друг на друга. С вами, ребята, обращаются, как с VIP-персонами.

Сначала сфотографировали Эдит. Когда помощник повесил номер рядом с ее подбородком и повернул лицом налево, Дик указал на огромные пятисотфунтовые весы, стоявшие у стены.

– Кто же, черт возьми, может весить пять сотен фунтов? – спросил он.

Чуть позже я отомстил ему за мрачную шутку о стрижке ногтей.

– Твой сокамерник в "Рикертс-Айленд", – сказал я, – будет спать на верхней полке. Они подберут экземпляр специально для тебя: чтобы был со странностями, ненавидел евреев и всю ночь портил воздух.

В тот же день в "Нью-Йорк дэйли ньюс" появилась любопытная статья. Автор утверждал, что если меня признают виновным по всем статьям, то я получу около ста лет. Дик заметил:

– Ну что ж, мне, как обычно, достанется двадцать пять процентов. Ты отсидишь семьдесят пять лет в Дэнбери или Алланвуде. Если будешь регулярно есть витамины, заниматься зарядкой и дышать свежим воздухом, окажешься в относительно хорошей форме к концу срока, тебе исполнится всего-то сто пятнадцать. А мне... – Тут он не выдержал и заплакал. – Боже мой! – услышал я его бормотание.

* * *

Утром в понедельник, 13 марта, мы признали свою вину в федеральном суде и суде штата. Вечером менеджер ресторана "Эль Кихот", расположенного рядом с "Челси", где мы время от времени питались на протяжении последних недель, когда от обедов перед экраном телевизора и заточения в гостиничном номере уже тошнило, оставил бутылку испанского белого вина у двери моей комнаты. Мы положили ее в холодильник и выпили ровно в полночь. Вкус постоянно напоминал об Ибице: горячее ветреное лето в Салинасе, дождливая осень, холодные зимние ночи, когда мы с детьми сидели у огня, пока Юджин в клетке хрустел нарезанным яблоком, весна, когда цветы миндальных деревьев, как снег, укрывали зеленые поля и моя лодка соскальзывала в воду в клубе "Нотико" навстречу солнечному майскому бризу. Все это было далеко – слишком далеко. Какова цена за идиотизм? Моя репутация как писателя разрушена, я стал лжецом и мошенником и приобрел не славу, но скандальную известность. Вместе с Эдит и Диком задолжал более полутора миллионов долларов "Макгро-Хилл", налоговой службе, нашим адвокатам.

Год мистификации странно расплылся в памяти. На какую пору жизни он пришелся? Чьей жизни? Почему? Дети уже спали; Недски постоянно вздрагивал, метался, Барни ворочался в своей кроватке. Эдит допила вино и тихо заплакала; успокоить ее мне было нечем.

Я проводил Дика в его номер в конце коридора. До окончательного приговора и объявления сроков тюремного заключения оставалось три месяца – три месяца, которые, несомненно, станут для нас чистилищем. Жить с таким дамокловым мечом над головой – все равно что жить с ампутированной ногой или рукой. Фантомная боль потерянной свободы уже терзала меня, как мучают спазмы в отрезанной конечности. Свобода – наиболее призрачная и не всегда верно понимаемая абстракция – внезапно стала такой же реальной, как комок в горле, когда я понял, что мы сделали в прошлом и что ждет нас в будущем.

– Прости меня, – сказал я Дику в коридоре.

Он все понял:

– Не будь дураком, ты же не обманывал меня. Я знал, во что влезаю... как мне кажется. И я несу ответственность за свои действия.

– Зная финал, прошел бы ты через все это еще раз?

Он помолчал.

– Интересный опыт, но я мог бы обойтись и без него. А ты? Стал бы все повторять?

– Никогда. Я слишком много потерял. – Потом я слегка улыбнулся. – Но сегодня утром у меня появилась сумасшедшая мысль, когда мы были там, в суде. Вот послушай. Когда выберемся из тюрьмы и я закончу свой роман, мы поедем в Аргентину, организуем путешествие по джунглям или пампасам, и однажды...

– Я тебя опередил. – Красные, как у рака, глаза Дика тоже засверкали. – У меня родилась та же идея. Мы встретимся с тем стариканом, с белыми волосами и слегка поседевшими усами, напьемся, подружимся, а потом он скажет: "Э! Так вы те самые парни, которые написали автобиографию моего старого приятеля Ховарда. Клиффорд, я уже слишком стар, и ach du lieber, наконец пришло время рассказать миру подлинную историю своей жизни". А ты скажешь: "Хорошо, Адольф..."

Мы попытались рассмеяться. Но это было очень трудно.