Клиффорд Ирвинг - Мистификация

• Название: Мистификация
• Автор: Клиффорд Ирвинг
• Издательство: АСТ, Астрель-СПб, Харвест
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 978-5-17-046019-9, 978-5-9725-0920-1, 978-985-16-2145-9

Великолепная история об афере – писатель Клиффорд Ирвинг откровенно рассказывает о самой громкой литературной мистификации XX века, "автобиографии" Хорварда Хьюза. Книга, ставшая бестселлером в Великобритании, долгое время была запрещена к изданию в США.

Почему? Ответ находится в захватывающей и увлекательной, как шпионский роман, истории о храбрости предательстве и падении.

Это остроумная и парадоксальная книга о международных интригах, прекрасных женщинах, могущественных корпорациях, мерзавцах из высшего общества и обманчивом блеске американского истеблишмента.

---

У меня было другое предложение, которое в конце концов мы и приняли.

– Давай выбросим всю эту чушь про Рамапрасада, но вот эпизод с факирами из Бенареса оставим. Так сказать, придадим местного колорита. Вот на такого рода моменты и покупаются читатели "Лайф". Да и кто знает? Может, Ховард действительно ездил в Индию. Он бы нам не простил, если бы мы упустили такой примечательный материал.

* * *

Иногда мы с Диком, основываясь на массе фактического материала, собранного в папках, вдохновенно импровизировали на заданную тему, но время от времени излагали факты слово в слово. Порой, чувствуя себя настоящими игроками, авантюристами и фантазерами, мы пускались в плавание по мутным водам философии Хьюза: его теорий о разложении американской семьи, о микробах, о Вселенной, где атом в большом пальце человеческой ноги может вмещать целую Солнечную систему. Ничто не было излишне скандальным.

– Чем невероятнее история, – объяснил я Дику, – тем больше будет их желание поверить ей. Ну и, разумеется, ее труднее проверить.

Теорию Ховарда о его собственной эксцентричности совершенно случайно подарила нам Эдит. Она все еще ничего не знала о Хьюзе, и ее это совершенно не волновало. Моя неослабевающая одержимость загадочным миллиардером привела к запрету на упоминание его имени в доме. Тем не менее однажды за завтраком моя жена сама нарушила свой обет.

– Знаешь, – вдруг воскликнула она, – вы с Диком всегда говорите об этом человеке так, будто он чокнутый, что на самом деле неверно. Он живет так, как хочет, и может себе это позволить. Так же жил и Пимпи. – Пимпи – ласковое прозвище ее отца, который умер два года назад в возрасте восьмидесяти лет. Она частенько рассказывала о своем родителе разные истории, и, следует признать, тот был настоящим чудаком. Мысль запала мне в память, и в тот же вечер мы записали следующий диалог (Дик в роли Клиффорда задавал наводящие вопросы).

ХОВАРД: ...Если за мою голову решат назначить награду, а я скажу тебе, что так и есть, то человеку, который вознамерится ее получить, совершенно необязательно всаживать мне пулю между глаз. Есть множество разных способов, которыми он сможет добиться своего. Вот поэтому я так осторожен. В чем дело?

КЛИФФОРД: Ни в чем.

ХОВАРД: Ты думаешь, я сумасшедший? Если да, то мне хотелось бы, чтобы мой биограф сказал это прямо сейчас, мне в лицо Давай называть вещи своими именами.

КЛИФФОРД: Я ток не думаю. Я просто хочу узнать, что ты чувствуешь, живя так, как живешь. Это хочет знать мир, и я в том числе.

ХОВАРД: Я эксцентричен, странен и не делаю из этого проблемы. Эксцентричность – это признак превосходящего разума. Нет, я сейчас не утверждаю, что у меня неординарный разум, так как истина в том, что я в это не верю. У меня его нет. Я просто хочу сказать... ну, попробую объяснить так. Люди, высмеивающие эксцентричность... высмеивать эксцентричность – признак низшего разума. Ты рассказывал мне об отце своей жены, как он заказывал еду в ресторанах, две картошки фри и шесть маленьких бобов. Вот это было необычно, а официанты, скорее всего, принимали его за психа... вот поэтому они работали официантами, а он был богатым человеком. Твоя жена принимает своего отца за психа?

КЛИФФОРД: Уж точно нет. На самом деле она считает его великим, воистину великим человеком.

ХОВАРД: Она молодец. Мое мнение – а у меня было достаточно времени, чтобы его обдумать, – и мне кажется, что это важнее всего из того, что я тут тебе рассказываю... мои странности, если посмотреть на них непредвзято, без предубеждения, – всего лишь разумные предосторожности против обычных опасностей жизни. Более того, каждый человек должен иметь в себе что-то необычное, каждый человек должен вести себя в так называемой особенной манере, не обязательно подражая мне, но в своей собственной особенной манере. Если, конечно, у него есть смелость.

КЛИФФОРД: И деньги.

ХОВАРД: Да, деньги, деньги, чтобы потакать своим желаниям и посылать других к черту, если им что-то не нравится. Вот суть моих странностей, почему люди думают, что я необычный, эксцентричный, потому что я действительно странный на свой лад... только моя странность – это индивидуальность, которую я могу позволить себе выразить, тогда как другие или не могут, или слишком боятся. Так чего удивляться, что мир, масса, те, кто боится себя выразить... они смотрят на кого-то вроде меня, на то, что они знают обо мне, и говорят: "Он странный, он псих, у него не все дома", – можешь использовать любое слово, которое придет в голову. Но ты, по определению, должен быть странным и эксцентричным, и даже чокнутым, если ты богат, ведь ты можешь делать что в голову взбредет, иметь все, что захочешь, строить свою жизнь так, чтобы она подходила только тебе, соответствовала твоим потаенным личным вкусам, не опасаясь последствий, а ведь вкусы любого человека – если он не кривит душой – чертовски особенны. Художники близки к такому образу жизни, близки к богачам вроде меня в этом смысле, так как у них есть высокоразвитое чувство собственной индивидуальности и они могут не моргнув глазом послать весь мир на хрен, и в этом мы едины. Я, на свой собственный манер, тоже художник, а не только наглый толстосум. И я хочу это подчеркнуть, все, что я сейчас сказал, потому что это – истина, это божественная истина из истин, я верю в нее, и это именно то, что я хочу увидеть в твоей книге. Более того, я хочу, чтобы сейчас прямо здесь ты процитировал меня слово в слово, ну, может, слегка подкорректировав грамматику, где нужно, но вот именно это я хотел сказать о себе. Здесь заложена самая важная истина, ради которой я вообще стал что-то рассказывать о себе, пытался развеять все эти гнусные истории, которые люди так любят обо мне сочинять, потому что... неважно, почему они это делают. Я хочу, чтобы ты в точности воспроизвел мои слова. Перемотай пленку, я хочу послушать этот кусок. [Здесь кассета перематывается назад.] Да, я доволен. Это именно то, что имелось в виду, и я страстно желаю увидеть именно эти слова на первых страницах, а если люди не поймут их или они им не понравятся, ну и черт с ними, это их проблемы, а не мои. Ты так и не сказал: а для тебя они что-то значат?

КЛИФФОРД: Если ты поворачиваешь разговор так, то несомненно значат.

ХОВАРД: Тогда какого черта у тебя это выражение на лице?

КЛИФФОРД: Какое выражение? Не понимаю...

ХОВАРД: Я тебя утомил? Наскучил?

КЛИФФОРД: Да что ты, нет! Думаю, это великое заявление.

ХОВАРД: Что такое, хочешь выйти проветриться, выкурить сигаретку, загнать еще один гвоздь в свой гроб?

КЛИФФОРД: Да я все понимаю.

ХОВАРД: Ну ладно, валяй, иди кури свои сигареты.

КЛИФФОРД: Хорошо, сделаем перерыв.

Этот отрывок я позже показал Шелтону Фишеру, президенту "Макгро-Хилл инкорпорейтед".

– Бог ты мой! – сказал он мне тогда – А он точно любит ставить людей в тупик. Но ты выстоял, парень.

– Я думаю, он говорит здравые вещи.

– Я тоже.

Шелтон Фишер махнул рукой семи или восьми руководителям, сидевшим с нами в кабинете совета директоров на тридцать втором этаже здания "Макгро-Хилл".

– Вот ключ к личности этого выдающегося человека, джентльмены, – провозгласил он, передавая им страницы, родившиеся из застольного замечания Эдит. – Если вы хотите понять Ховарда Хьюза, то прочитайте это внимательно.

* * *

Правда может быть необычнее вымысла, но временами верно и обратное, а иногда оба эти утверждения безнадежно перепутываются и пересекаются. Некоторые вещи, которые мы изобрели от и до, позже были проверены опытным штатом исследователей "Тайм-Лайф". Например, мы с Диком решили в 1920 году отправить отца Хьюза, грубого бонвивана, в гонку вокруг Далласа на машине по прозвищу "Бесподобная" с движком в тридцать пять лошадиных сил.

ХОВАРД: Мы сами перестроили эту машину в гараже, и он решил поучаствовать в гонке. Отец отправился в Даллас, потому что какой-то полковник там заявлял, что у него самая быстрая машина в мире. Больше отцу было ничего не известно. Он поехал туда, поспорил с этим парнем на пятьсот баксов, что сможет победить его на своей "Бесподобной", и сделал это, выжал шестьдесят километров в час на трассе, или где они там соревновались...

Дэйв Мэнесс, ассистент главного редактора "Лайф", отправил в Хьюстон корреспондента проверить эту историю. Потом он мне позвонил и сообщил, что Хьюз допустил ошибку. Исследователи журнала переговорили с парочкой старожилов Хьюстона.

– Он действительно поехал в Даллас, – заявил Мэнесс, – и обогнал этого полковника, но не на "Бесподобной" 1920 года. Это была модель 1902 года. Ты не мог бы проверить этот факт? Хотелось бы, чтобы все было максимально точным.

Я выразил восхищение его трудолюбием и упорством его подчиненных, но перепроверку отмел, как несущественную.

– Пусть будет 1902 год. Возможно, это была всего лишь опечатка.

* * *

Мы решили поставить Ховарда в унизительное и комическое положение. Действо должно было произойти в спортивном зале Санта-Моники. Нечто подобное случилось с Диком во время Великого отключения[18] в ноябре 1965 года.