Енё Рейто - Проклятый берег

• Название: Проклятый берег
• Автор: Енё Рейто
• Издательство: Интербук Украина
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1993

Имя венгерского писателя Енё Рэйтё (пишущего также под псевдонимом П. Ховард), мало известно широкому кругу наших читателей. В предлагаемый сборник включены романы «Проклятый берег», «Белокурый циклон», «Невидимый легион» и «Карантин в Гранд-отеле». Кажущаяся простота языка, незатейливость сюжета — особенности стиля этого писателя, отличающие его от других авторов, пишущих в детективном жанре.

Романы, несомненно, заслуживают внимания читателей и будут приняты с большим интересом.

---

— Выше голову, господин капитан! Зато я мог бы по этому предмету читать курс лекций в университете. Мы сейчас исчезнем, как золотые часы у какого-нибудь фраера.

— Каким образом?… Должен предупредить, что ваша проделка раскроется очень быстро. Ваши показания были даны с таким блеском, что, можно сказать, загипнотизировали судей, но ведь в них столько очевидных пробелов и натяжек, что правда не замедлит обнаружиться.

— К тому времени мы уже скроемся под крыльями легиона.

Глава восьмая

ВСЕ БЕДЫ ОТ ЖЕНЩИН

Капитан и Чурбан Хопкинс и впрямь укрылись под крыльями легиона. И еще как! Собственно говоря, Хопкинс еще до начала заседания прикинул, что вскоре его личность может вызвать нежелательное любопытство. Поэтому он в то же утро направился в городскую комендатуру.

Войдя в отдел, занимавшийся распределением прибывших в легион новобранцев, он подошел к молоденькому лейтенанту.

Хопкинс был еще в форме капитана, так что лейтенант вскочил и поспешил ему навстречу.

— Садитесь, садитесь, друг мой, — сказал Чурбан. — Гм… Спасибо… я не курю сигарет… только сигары… — Лейтенант немедленно послал ординарца за сигарами. Молодому офицеру было немного не по себе. Что нужно этому капитану? Пришел с проверкой?

— Я слушаю вас, господин капитан.

— Я — капитан Деларкон, из главного штаба. — Хопкинс решил в данном случае отказаться от имени Мандера. Тут каждый день проходило столько людей, что его след сотрется, вряд ли кому-то придет в голову вспоминать о его визите. — Вчера меня навестили двое норвежских парней. Отец одного из них в каком-то далеком родстве с моею женой. Недавно они вступили в легион. Глупые ребята, не знали, что сразу после прибытия им без разрешения нельзя отлучаться из порта, и заявились ко мне. Я их тут же отправил назад в казармы, но мне не хотелось бы, чтобы их наказали… Давайте сделаем так, будто они были отосланы в мое распоряжение по делам службы.

— Давно они в Оране?

— Один день. Еще даже не получили форму и не приносили присягу.

— Тогда весьма вероятно, что сержант доложил об их отсутствии и они внесены в списки дезертиров…Знаете что, — я напишу служебную записку, и тогда в части у них все обойдется. Будьте только добры заглянуть на Рю-Сади-Карно, 7, отдел Д, чтобы их на основании этой записки вычеркнули из списков дезертиров.

— Спасибо…Так будет лучше всего.

Лейтенант вынул синенький бланк и написал на нем, что рядовые Варен и Линге находились в отлучке со сборного пункта по разрешению и с ведома командования.

Хопкинс не пошел на Рю-Сади-Карно, 7 вычеркивать легионеров из списков дезертиров. Вместо этого он сунул синий листочек в карман и отправился на заседание суда.

Днем, убеждая капитана Ламетра в необходимости воспользоваться возникшеи ситуацией, Хопкинс знал уже, куда им надо будет бежать, когда обман раскроется и их начнет разыскивать полиция всей Французской Африки.

Их скроет легион.

…В самую жару мы с Альфонсом в полудреме сидели перед столовой. Можно было немного передохнуть — сержант Потриен и капралы пили сейчас кровь из только что прибывшего пополнения.

Часовой у ворот взял в руки синюю бумажку, отодвинулся в сторону — и у меня мороз пробежал по спине: в ворота вошли одетые в штатское капитан и Чурбан Хопкинс… Альфонс тоже увидел их.

— Жарковато, — равнодушно протянул Альфонс.

— Угу… — ответил я и закурил сигарету. Капитан заметил нас, сделал было движение, но Чурбан схватил его за руку и отдернул назад. Потом он сделал жест, явно обозначавший, что капитан — глухой.

Что это еще за новый фокус?

— Эй, новенькие! Ищете кого-нибудь? — крикнул им Альфонс.

— Без тебя найдем, — грубо ответил Чурбан, снова что-то показал рукой и потащил капитана за собою.

Что значит все это представление?

Мы лениво развалились на скамейке, вытянув усталые ноги, с виду совершенно безразличные. Что бы это могло быть? Их уже ищут? Они вступили в легион?… Если Хопкинс не подойдет к нам, выходит — дело у них дрянь. Это будет означать одно: они не хотят впутывать еще и нас.

Чуть позже к столовой подошел капрал. Он обратился к собравшимся вокруг солдатам:

— Кто из вас знает норвежский язык?

К моему великому изумлению Альфонс вскочил с места.

— Я!

— Пойдешь со мной!

Они пошли. Отстав на несколько шагов, я двинулся за ними вслед.

Форт Сент-Терез — настоящий солдатский муравейник. Особенно в такое время года, когда готовятся военные экспедиции. Пехотинцы, саперы, легионеры, черные сенегальские стрелки, даже привезенные из Индокитая солдаты-аннамиты кишели на крепостном дворе. Одна рота уходила, появлялась другая. Здесь их расформировывали и формировали заново, забирали людей из одних частей и переводили их в другие, короче говоря, это был как бы сборный пункт всей армии со всем присущим ему вавилонским столпотворением суеты, выкрикиваемых приказов, маршировок и перекличек.

За столовой терпеливо переминались с ноги на ногу

Чурбан Хопкинс и капитан.

— Вы — норвежец? — спросил сержант у Альфонса.

— Так точно.

— Спросите у них, в какую, собственно, часть они присланы.

Альфонс, с непринужденной элегантностью разговаривавший на всех языках мира, что-то произнес. Как потом выяснилось, это означало:

— Вы вступили в легион?

Капитан, неплохо владевший северными языками, ответил:

— Нет. Просто явились со служебной запиской. По-моему, пытаться укрыться здесь — дело безнадежное.

— Что это за пантомиму устраивал нам Хопкинс, и почему вы делаете вид, что не знаете французского языка?

— Потому что лгать я не намерен ни в коем случае. Наш друг предложил, чтобы в таком случае я не говорил вообще, и сказал, будто я норвежец, не умеющий говорить по-французски. Жаль, если мы и вас впутаем в это дело.

— Мы и так уже завязли в нем по уши…

— Ну? — нетерпеливо спросил сержант.

— Этот человек рассказывает очень любопытные вещи. Он — исполнитель норвежских народных песен, который вступил в легион, потому что с большой любовью относится к Франции. Ему хотелось бы получить скрипку, чтобы иметь возможность заниматься иногда музыкой.

— Вы рехнулись! Спросите, куда у него назначение? В разговор вмешался Хопкинс.

— Когда я встретился с ним, он как раз шел от полкового врача. Мне один санитар сказал.

Альфонс понял намек и обменялся несколькими фразами с капитаном. Позже я узнал, что сказано было:

— Вы не знаете, господин капитан, к чему это клонит Чурбан?

— Он хотел бы попасть в госпиталь.

— Не годится, все быстро раскроется.

— Я тоже так думаю.

— Может быть, если сделать иначе… — Он повернулся к сержанту. — Говорит, что прибыл вчера на том корабле, где был случай холеры…

— Что?!. Скажите этому психу, чтобы он немедленно отправился в дезинфекционную… И этот толстый подонок тоже пойдет вместе с ним… Я сам прослежу за этим… Марш! Марш!… Гнусность-то какая!…

Сержант исчез вместе с новенькими.

— Чего ради ты подвел их под карантин?

— Там нет проверки документов, записи, инспекций. Они сумеют немного переждать, а разной одежды там столько, что я просто разочаруюсь в Хопкинсе, если он не стянет что-нибудь подходящее.

Хопкинс, однако, никогда не разочаровывал своих друзей. Уже вечером мы увидели Чурбана в казарме играющим в карты с какими-то кавалеристами. На нем была сливово-синяя форма суданских стрелков и даже медаль на груди — великолепное начало военной карьеры, если вспомнить, что еще утром он ходил в штатских.

— Сто чертей! Дверь! — заорал он, когда я вошел, потому что с моря дул и впрямь-таки сильный ветер. — Кто сдает?… Каждый боится, что у него руки отвалятся, если он прикроет дверь… У меня четыре дамы, я выиграл… Не горюйте, ребята! Выше голову! Карточное счастье переменчиво…

Это верно, но только не в случае, если карты тасует Чурбан Хопкинс. Партнеры, очевидно, не знали этого. Хопкинс дымил сигарой, сдавал, заказывал вино и сгребал монеты в карман, громким хриплым голосом утешая и подбадривая игроков. Меня он не удостоил даже взглядом.

Альфонс, войдя и увидев Хопкинса, спросил:

— Ну, а норвежца куда девал?

— Что?!

— Куда норвежца девал? Ты что — глухой?

Один шеврон на рукаве у нас тут немного значит — тем более, другого рода войск.

— О каком еще норвежце речь? Не знаю и знать не хочу никаких грязных иностранцев, а ты заткнись, деревенщина, пока я тебе голову не расшиб… Дверь! — рявкнул Хопкинс и тут же запнулся, потому что на пороге стоял Потриен.

— Кто? — зловещим голосом спросил сержант. Молчание.

— Оглохли? Кто кричал?

— Я!

Я шагнул вперед. А что мне оставалось делать? Чурбан рисковал жизнью, а я, самое большее, несколькими днями ареста. Так или иначе, Потриен, увы, то и дело придирался ко мне.

— Так… Значит, вы мерзнете! «Потриен, — спросит у меня господин полковник, — в каком еще новом снаряжении нуждается легион?» А я отвечу ему: «Нужно несколько меховых пальто, потому что некоторые легионеры мерзнут и я боюсь, как бы у них не начался насморк…»