Александр Бушков - Вечер для троих

• Название: Вечер для троих
• Автор: Александр Бушков
• Жанр: Научная Фантастика

---

Бушков Александр Вечер для троих

Александр Бушков

Вечер для троих

И ведь никто внимания не обращает! Я понимаю - с чего бы вдруг? Стоит себе сорокалетний мужчина, одетый в полном соответствии с модой этого времени, и курит - что тут особенного? Между прочим, в отличие от одежды, сшитой там, у нас, сигареты принадлежат этому году - у нас уже не выпускают эту марку, я купил пачку полчаса назад - по часам года, в котором сейчас нахожусь.

Я понимаю - во мне нет ровно ничего, что привлекло бы внимание, ничего странного и необычного, стоит себе человек и курит, что тут такого? Все я понимаю, но так и подмывает, взявши за рукав первого встречного, сказать: "Я из будущего, понимаешь? Я спустился в прошлое на пятнадцать лет назад". Мальчишество.

Занавески на окнах актового зала не задернуты, там горит свет, и отсюда мне хорошо видно все, что происходит внутри. Танцуют. Толкуют о чем-то - и о чем они тогда говорили? Не помню уже. Впрочем, Степаныч, естественно, до небес превозносит достоинства любимой команды - а через полгода его портрет в черной рамке вывесят в вестибюле... И про других я знаю все с высоты этих пятнадцати лет. Ну, предположим, не все и не обо всех, я ведь вскоре уехал из этого города. Все я знаю только о том парне в свитере. О себе. Уж тут-то никаких секретов.

Наверное, я "десантировался" чересчур уж рано - не помню, в котором часу начали тогда расходиться, - но рисковать я не мог. Плевать, что во рту уже горчит от сигарет, потому что там, в зале, - я. И она...

Что? А, закурить? Вот. Ни за что, ерунда какая...

Так. Зал пустеет. Пора менять дислокацию. Бросаю сигарету, огибаю здание и подхожу к автобусной остановке - идеальное место для наблюдения за выходом.

Дверь распахнута настежь. Они расходятся, и я инстинктивно надвигаю на глаза шляпу - вдруг узнает кто-нибудь? Тьфу, глупости какие... Сейчас... Вот сейчас...

И дыхание пресекается внутри, хочется то ли смеяться, то ли плакать, то ли броситься к ним и крикнуть: что? Но ведь это - я тогдашний. И она.

Совсем темно. Нет ничего легче, чем следить за людьми, которые и не подозревают, что за ними сейчас могут следить. Я иду за ними, слушаю их разговор, их смех, и сердце сжимает тоскливая боль - это я там, впереди, с ней, тот месяц, когда все только начиналось, и я знаю, чем и как кончится все, а он и понятия не имеет, потерявший голову, по уши влюбленный болван... Ну давай, изощряйся, себя можно ругать как заблагорассудится. Именно себя нынешнего, а не этого, у этого все будет иначе. И я вдруг понимаю, что злюсь на него за то, что у него все будет иначе.

А вот этого совсем не нужно, раз я прибыл спасать его, то есть - себя. Да и пятнадцать лет... Много было всякого, боль поистаяла, поубавилось ее. Но не забылось - иначе меня не было бы здесь.

Идут не спеша. Смеются. Уже подкрались первые заморозки. Лужицы затянуло ледком, она поскользнулась, и он, смеясь, успевает удержать ее за воротник пальто. Они сворачивают влево, в лабиринт гаражей.

Можно задержаться, достать очередную сигарету, подождать несколько минут. Я же знаю все наперед - сейчас они остановятся в узком проходике между гаражами и забором какого-то склада, он положит ей руки на плечи, но тут их высветит фарами случайная легковушка, по закону подлости завернувшая в проходик. И они уйдут. Или пройдут, не останавливаясь? Ведь забыл?

Все. Спугнувшие их "Жигули" проезжают мимо меня, и, как старая рана, напоминает о себе пятнадцатилетней давности желание засветить по фарам первым подвернувшимся камнем. Машина выворачивает на асфальт, я успеваю рассмотреть водителя - пожилой. Так ничего и не узнает. Никто ничего не узнает, кроме него и меня...

Пора трогаться. Миную тот проходик, гаражи, выхожу на ярко освещенную улицу. Мигает красно-синяя вывеска магазина, сквер в двух шагах.

Да, они присели на скамейку, я их вижу. Что же, остановиться в тени дерева и пялиться на мигание разноцветных трубок...

Встали. Я иду следом. Сколько раз я вспоминал этот вечер? Остановились возле этих железных штук, нелепых, похожих на воткнутые в землю грабли, стоек - между ними хозяйки натягивают веревки и сушат белье. В тень прятаться нет смысла - ни до меня, ни до кого другого им дела нет. Мимо проходят люди, но они не обращают внимания, стоят обнявшись, он целует ее, а она загадочно улыбается - до сих пор сидит это во мне занозой... Дорого бы дал, чтобы узнать, о чем она думала тогда. Может быть, ты будешь знать это, парень...

Они уходят к остановке, а я остаюсь, ждать мне недолго. Вскоре он проходит, проносится мимо меня моей тогдашней стремительной походкой, пальто нараспашку, без шапки как всегда, света из окон достаточно, чтобы заметить: лицо у него грустное чуточку - она ведь уехала домой, к мужу и дочке, размеренному, устоявшемуся, благополучному бытию. Ничего, не грусти, через несколько минут мы встретимся...

Он живет недалеко от остановки. Зажглись окна на втором этаже. Можно не опасаться случайных свидетелей - никого, кроме него, сегодня не будет дома, и никто из знакомых не заглянет, я помню.

Все. Сейчас я позвоню в дверь на втором этаже. Он мне обязательно поверит - я расскажу, напомню ему то, чего никто, кроме нас с ним, знать не может. А когда он поверит, произойдет главное, то, ради чего я надоедал Грандовскому и даже несколько нетактично напомнил, что он кое-чем мне обязан. Господи, что со мной творилось, когда я узнал, что Грандовский добился успеха, когда было неопровержимо доказано: теория Карно-Грибова верна...

Сейчас я расскажу этому целеустремленному, как локомотив, порой по-детски беспомощному парню, как сложатся в ближайшие месяцы его отношения с любимой женщиной. И как они оборвутся. И почему. С высоты моих сорока лет, с высоты всезнания я подробно объясню ему, что нужно делать, как вести себя, чего избегать, чтобы проявить благоразумие и волю, чтобы ничего не оборвалось, чтобы его любимая женщина осталась с ним. Времени у него достаточно. Только следуя моим советам, он сумеет вовремя избежать подводных камней, не повторить моих ошибок, моих глупостей, моей утраты. Счастливчик, ангел-хранитель преподнесет тебе все на блюдечке...

Людей, пытавшихся изменить прошлое, иные фантасты недавних десятилетий изображали страшными преступниками. Это было не так уж давно, но сейчас мы с улыбкой листаем эти страницы, - там, откуда я прибыл, о машинах времени пишут уже не фантасты, а журналисты. Неопровержимо доказано: теория Карно-Грибова не допускает исключений.

Никаких хроноклазмов не будет. Их вообще не бывает. Мое время, когда я вернусь в него, я застану прежним, не изменившимся ни на йоту, а в моем прошлом незыблемыми останутся утрата да короткая, банальная история, от которой мне остались пачка фотографий и пистолетный патрон - в нем пуля, которую я, трезво все взвесив, не послал себе в висок. Мое прошлое, мое время не изменятся.

У него все будет по-другому. Примерно через полчаса беззвучно, неощутимо возникнет развилка во времени. Параллельное время - здесь фантасты не ошиблись, и этим они чрезвычайно гордятся. Возникает другая реальность, другой мир, поток разделяется на два, и дальше они потекут не соприкасаясь.

Параллельное время, параллельные миры. Кто-то когда-то уподобил их страницам книги. Все правильно - существуют бок о бок, не проникая друг в друга. Сколько их, страниц? Возможно, этого мы никогда не узнаем - мы не умеем пока проникать в параллельные миры-времена, быть может, так этому и не научимся. Сто? Тысяча? Миллион? Не исключено, что у этого фолианта вовсе нет переплета и страницы уходят в бесконечность, - темпористика юна и открыла ничтожную толику своих истин, ответила на тысячную долю своих вопросов. В конце концов, меня это не касается, довольно и того, что успех моей затеи гарантирован. Впрочем, так ли уж не касается? Чертовски любопытно было бы побывать в том времени, которое я этак через полчаса создам, взглянуть, как идут у него дела, порадоваться за него...

Порадоваться. Когда - через год? Три? Десять? В самом дел - когда?

То ли это странно, то ли неосмотрительно, но я не думал о его будущем. Не до того было - истово уламывал Грандовского, тренировался с аппаратурой, поставил перед собой задачу и шел к ней, как локомотив, поезда не сворачивают с рельсов, а когда сворачивают - происходит крушение.

А может быть, я лгу самому себе. Может, и возникали мысли о его будущем, но сделал все, чтобы считать - нет их и не было. Решение сыграть роль ангела-хранителя, изменить его судьбу было чересчур грандиозным, всеподавляющим и эгоистичным?..

Я ведь не о другом человеке забочусь. Тот, в квартире на втором этаже, существует независимо от меня, но это - я. С самого начала я старался думать о нем как о постороннем, о собрате-землянине, которому нужно помочь. Человек приходит на помощь другому, человек человеку - друг, товарищ и брат, - как благородно выглядит!.. И, упоенный собственным благородством, начисто забываешь, что еще тогда, пятнадцать лет назад, задавался вопросом: а не был ли финал наилучшим? Пусть лично для тебя, сорокалетнего, ничего не изменится, прошлое останется прежним, все равно не эгоистично ли создавать новое будущее ему, молодому? И ей - о ней ты вовсе не думал...